Думы о пастыре
Что такое пастырь? Это, мне кажется, светлые личности, являющиеся в жизни, для того чтобы подобно сияющей звезде озарить мрачный свод небосклона или словно путеводный огонек привести заблудившегося путника к давно искомому им пристанищу.
Пусть злится и бушует во дворе злая холодная вьюга, пусть вихрем разносится ветром осыпающаяся осенняя листва, тих и нетленен, по-прежнему огонек путеводного фонарика, направляя усталого путника по верному пути.
И бредет измученный странник, спотыкаясь от долгой дороги, но радостно лицо его, так как он видит и чувствует, что приближается к месту отдыха, где сможет оправиться от тяжкого пути, чтобы с новыми силами продолжать свою дальнюю дорогу.
Да, так хочется думать, что это настоящая жизненная опора человека. Что это? Картина, представляющаяся нашему духовному взору. Задушевной лаской и глубоко-продуманной мыслью светится в минуты раздумья пастыря взор. Нависала над склоненным челом наедине с собой дума, и дивный отпечаток чудесного света ложился на внезапно озарявшееся лучом навеянной мысли лицо. И вновь, тогда одна за другой появлялись мелкие буквы на белом фоне бумаги, значки столь ничтожные с виду, но заключающие в себе такое громадное содержание и говорящее о переживаниях глубоко чувствующей души, стремящейся к достижению высокого идеала. «Ближе к людям, к жизни, к пользе им, к порабощению невежества, неправды и зла», - взволнованно шептал он, – и пусть стремимся мы водрузить над миром Пречистый Крест добра и всеобщей помощи людям. Да поможет нам в том Господь!»
И в нескончаемых записках появлялась чья-либо новая повесть или перечувствованное всеми фибрами души стихотворение, говорящее о чьей-нибудь жизни или же выставляющее людям какую-либо черту характера.
И скрипело, сталкиваясь с шероховатостью бумаги перо, рыдая о страданиях, горести и нужды человеческой, сокрушаясь о горестной доли людской.
А как бедны, бесконечно несчастны все погибшие, убогие, погрязшие в пьянстве и распутстве, в разгуле и нищете. Как хочется всех их успокоить, оделить, не только деньгами, нет, а просто задушевными словами, подать им руку помощи и дать узнать иной неведомый доселе мир – мир правды, добра и свет, направить их извратившиеся души на путь истины и святого покаяния.
Но дальше опять другие бесконечные страницы, труды последних лет, испещренные буквами, говорящими о стонах и страданиях бедных вдов и сирот, томящихся в жалких лачужках, в чаду и смраде угарного дыма, страницы вопиющей нищеты и убожества людского, эти картины столь знакомой ему ежедневной действительности выступали жизненно-рельефно на поприще писанья и в простых изгибах пера снова эти герои смеялись и рыдали, заботились и беспокоились, боролись и умирали.
Тихо спала, дремала освещенная лунным сиянием пустынь, и быстро догорал восковой огарочек в узком небольшом подсвечнике. Дрожал старый стол на слабеющих ножках, а пастырь все писал и писал, торопливо склоняясь над грудой исписанных строк. Здесь тишина и покой за порогом жизни и мира, здесь грань, отделяющая людей и кипучий пир действительности от царства покоя и одиночного, с глазу на глаз со своей душой раздумья. Здесь, вдали от людей страшную душевную борьбу переносит он и знают об этой борьбе лишь только темное небо, освященное месячным сиянием и холодные осенние звезды, да разве еще влажно-сырые стены его убогой камеры в пустыне. Всего одни сутки, а завтра там за гранью этого тихого царства снова мир, семья его, друзья и народ, с нетерпением ожидающие его возвращения, там его место, великий долг и труды человечеству.
Тихо спит окованная дремой пустынь и невольно выпадает перо из измученной руки служителя Христова. Он облокачивается на стол и оглядывается вокруг, осторожно отметив ногтем дописанную страницу. Лоб его болезненно морщится под действием тяжело-неотступной думы и наедине с самим собой он анализирует себя.
Да, тяжела его жизнь, нелегок его удел и трудно пробуждать к настоящей жизни и зажигать правильное понятие об истине Христовой. Сколько сил, трудов и стараний придется положить на это великое дело и вместе с тем запасаться бодростью и физической энергией для дальнейшего служения Богу и людям. Тяжело всюду действовать лишь собственными силами, чувствуя на себе ответственность за все эти человеческие души.
Там по приезде снова встретит его всеобщий восторг и радость, с нетерпеливым ожиданием продолжения деятельности. А страданья и думы останутся здесь. И никто никогда не узнает по чертам пастырского лица, об этой громадной его жертве людям, все останется здесь в пустыне.
Но есть Господь, который поможет, а святые страданья Его поддержат его жизнь, украсив когда-нибудь и ее чудесной радугой счастья. Дрожит небольшое распятие в этих трудящихся для блага людского руках и благоговейно примыкают уста к холодной поверхности креста. Господь может все! Снова высокоподнятое чело дышит светом веры и надежды на лучшее. Бодростью, вдохновенным обновлением озаряются глаза. Жизнь – борьба, не ждущая ничего и почерпнув для нее отдых и свежие силы, необходимо многолетнее упорное состязание с ней. Нужно и приведение к вере изверившихся людей, срывающих с себя крест и дать, может быть и таким возможность вернуться на путь праведный. Требуется и развитие, просвещение массы для большей сознательности во всех ее действиях.
Так думал он. Работа существует на долгие года. Сколько прихожан нужно ободрить, направить, посоветовать, научить, подготовить к Святому Причащению или же обвенчать и окрестить. Целая церковь заполняется людьми, ждет наставления и совета духовного на дальнейший путь к истинной христианской жизни. Но и народ, и семья, и друзья должны помогать пастырю в его святом назначении, должны также скрашивать его человеческую жизнь и вдохновлять его на эту трудную деятельность, оберегать его силы и покой, и если это потребуется ничего не жалея, всем пожертвовать для того, кто не щадит своих трудов для спасения их. Пусть закипит, взволнуется масса людская, – сбросим с себя ярмо холодного затмения, чтобы дать и ему возможность сказать, что не напрасно он трудился для спасения человеческого.
